Search

Finno-Ugric Borrowings in Yatvingian This paper considers 15 Yatvingian words suspected of being borrowed from a Finno-Ugric source. The hypothesis is rejected in the case of five lexical units, while two further proposals are considered uncertain. The following words are verified as Finno-Ugricisms: Yatv. aiga ‘end’ (← Balto-Finnic *akja ‘id.’); Yatv. ajki ‘time’ (← BF. *ajka ‘id.’); Yatv. fala ‘meat’ (← FU. *pala ‘bite; to eat’); Yatv. lawe ‘boat’ (← FU. *lajwa ‘boat, canoe’); Yatv. sini pl. ‘mushrooms’ (← BF. *sēne ‘mushroom’ < FU. *śana ‘bracket fungus’); Yatv. tuolis ‘devil’ (← FU. *tule ‘fire’); Yatv. wa[g] ‘it is necessary’ (← BF. *wajakз ‘id.’); Yatv. wal ‘was’ (← FU. *wol- ‘was’). Ugrofinizmy w jezyku jacwieskim W niniejszej pracy omowiono 15 jacwieskich wyrazow, podejrzanych o zapozyczenie ze źrodla ugrofinskiego. Stanowczo odrzucono 5 jednostek leksykalnych. Dwie propozycje uznano za niepewne. Do prawdopodobnych ugrofinizmow zaliczono nastepujące wyrazy: jacw. aiga ‘koniec’ (← bfi. *akja ‘ts.’); jacw. ajki ‘czas’ (← bfi. *ajka ‘ts.’); jacw. fala ‘mieso’ (← ugrofi. *pala ‘kąsek; jeśc’); jacw. lawe ‘lodź’ (← ugrofi. *lajwa ‘lodź, czolno’); jacw. sini pl. ‘grzyby’ (← bfi. *sēne ‘grzyb’ < ugrofi. *śana ‘huba, grzyb drzewny’); jacw. tuolis ‘diabel’ (← ugrofi. *tule ‘ogien’); jacw. wa[g] ‘trzeba’ (← bfi. *wajakз ‘ts.’); jacw. wal ‘bylo’ (← ugrofi. *wol - ‘byl’).

New Lexis in the Interaction of Languages and Cultures: The Case of Selfie in the Lithuanian Language This article deals with the adaptation of the English neologism selfie in the Lithuanian language. It sheds light on how selfie first appeared in Australian English back in 2002 and on the socialisation and lexicalisation of this word in the English and Lithuanian languages. The aim here is to analyse the characteristics of the usage of the neologism selfie and its adapted form selfis in the Lithuanian language as well as its rivalry with other Lithuanian equivalents of the word. Based on the usage data obtained from the Database of Lithuanian Neologisms, the online corpus WebCorp, and the Google search engine, the loanword selfie was found to have first appeared in Lithuanian blogs back in 2013 at the latest. After a brief period of time, in early 2014 or sooner, it began vying with its Lithuanian equivalent, asmenukė. Eventually, with the formational families of selfis and asmenukė expanding, two rival lexical semantic systems have emerged in the Lithuanian language, both consisting of what usually are variations of the name of the object (selfie, selfis and asmenukė, asmenutė, asmeninukė), actor (selfininkas, -ė, selfukininkas, -ė and asmenukininkas, -ė), action (selfintis and asmenukintis), and additional tool (selfi stikas, selfio lazda and asmenuklazdė), as well as the different new versions thereof. After it had made its way into the Lithuanian language, the English neologism selfie (selfis), as the name for a new sociocultural phenomenon with its own semantic and formational family, became anchored there and was adapted to the inflectional system of the host language just as it provided an impetus for producing local equivalents. This case can be considered to be a typical mini-model, one that demonstrates what happens when a loanword for a new and trendy element of reality, which therefore has a considerable potential to spread, enters the Lithuanian language. Without a shadow of doubt, similar processes are also taking place in other languages that have borrowed this word. New comparative neological studies of other languages would help us form a better understanding of the origin, functioning, and prevalence of neologisms, as well as the mechanisms of how local equivalents of borrowings are made and how they compete with them. Nowa leksyka w interakcji języków i kultur: przypadek selfie w języku litewskim Niniejszy artykuł jest poświęcony adaptacji angielskiego neologizmu selfie w języku litewskim. Rzuca światło na to, jak słowo selfie pojawiło się po raz pierwszy w australijskiej odmianie języka angielskiego w 2002 roku oraz na jego socjalizację i leksykalizację w języku angielskim i języku litewskim. Opracowanie ma na celu analizę cech użycia neologizmu selfie i zaadaptowanej formy selfis w języku litewskim oraz jego rywalizacji z innymi litewskimi odpowiednikami. Na podstawie informacji z Bazy Danych Litewskich Neologizmów, internetowego korpusu WebCorp i wyszukiwarki Google, stwierdzono, że zapożyczenie selfie pojawiło się po raz pierwszy na litewskich blogach najpóźniej w 2013 roku. Wkrótce, na początku 2014 roku lub wcześniej, zaczęło rywalizować ze swoim litewskim odpowiednikiem: asmenukė. Ostatecznie, wraz z rozwojem rodzin wyrazów selfis i asmenukė, w języku litewskim pojawiły się dwa rywalizujące ze sobą leksykalne systemy semantyczne, składające się z odmian nazwy obiektu (selfie, selfis i asmenukė, asmenutė, asmeninukė), aktora (selfininkas, -ė, selfukininkas, -ė i asmenukininkas, -ė), czynności (selfintis i asmenukintis) i dodatkowego narzędzia (selfi stikas, selfio lazda i asmenuklazdė) oraz rozmaitych nowych wersji tych nazw. Po przejściu do języka litewskiego, angielski neologizm selfie (selfis), jako nazwa nowego zjawiska społeczno-kulturowego z własną rodziną semantyczną i słowotwórczą, został w nim zakotwiczony i dostosowany do rodzimego systemu fleksyjnego i dał impuls do tworzenia lokalnych odpowiedników. Ten przypadek można w pewnym sensie uznać za modelowy, pokazuje bowiem, co się dzieje, gdy zapożyczenie nazwy na określenie nowego i bardzo modnego elementu rzeczywistości, który ma zatem znaczny potencjał rozprzestrzeniania się, wchodzi do języka litewskiego. Podobne procesy bez wątpienia zachodzą również w innych językach, które zapożyczyły to słowo. Podjęcie nowych badań porównawczych pomogłoby lepiej zrozumieć powstawanie, funkcjonowanie i rozpowszechnianie się neologizmów, a także mechanizmy tworzenia rodzimych odpowiedników i ich konkurowania z zapożyczeniami.

Russicisms in „Kurier Wilenski” (1925–1939) The article occurs to be the analysis of Russicisms excerpted from “Kurier Wilenski”, a common known newspaper addressed to a wide group of Polish people residing in Vilnius. The daily newspaper was one of the longest revealing Polish papers at the Vilnius Region. It was also edited during the whole two decades of interwar. The gathered lexical phenomenon of the years 1925–1939 became confronted with the Polish and Russian resources of definition and translation dictionaries. As the comparative source one used also the etymological dictionaries and language guides. The author has noted 100 borrowings from Russian language. There were 36 lexemes in ethnic Polish language of the annexed territory period, 11 units ( bojar , lejtenant , podniesienie , spotkac , tarakan , tuziemiec , uradnik , uriadnik , wojlok , wypisac , zulik ) functioned in Polish used in the Northern Borderland in twenty-year interwar period, 31 words were registered in the afterwar Vilnian Polish language. In the 20s the editors of the examined paper introduced in inverted commas several Russicisms, indicating that they know their peculiarity. In the 30s in “Kurier Wilenski” one found many more such units. The editors more and more often distanced themselves from the regional lexis, which may indicate the growth of their language conciousness resulting from the contacts with the Polish language with the centre, as well as, the local care of language clarity and correctness. One may deduct that, as the years went by, the language of “Kurier Wilenski” editors was becoming, though very slowly, purified of regional borrowings. Русские заимствования в газете „Kurier Wilenski” (1925–1939) В статье проведен анализ заимствований из русского языка, появившихся в газете „Kurier Wilenski”, предназначенной широкому кругу читателей – поляков, проживающих в Вильнюсе. Эта газета отличалась самым длительным существованием среди других изданий прессы. Она издавалась почти весь двадцатилетний междувоенный период. Собранный лексический материал (1925–1939 годов) сопоставлен с польскими и русскими описательными словарями. Для сравнения использовались также этнологические словари и языковедческие справочники. Автор статьи выделил 100 заимствований из русского языка. Из них 36 лексем употреблялось в польском языке периода раздела на территории этнической Польши. 11 единиц (bojar, lejtnant, podniesienie, spotkac, tarakan, tuziemiec, uradnik, wojlok, wypisac, zulik) употреблялось в междувоенное двадцатилетие на северо - востоке страны (виленщина), 31 слов отмечено в послевоенном виленском польском языке. В тридцатые годы редакторы исследованной газеты несколько десятков русских заимствований записали в кавычках, чем подчеркивали, что они осознают характер данных слов. В сороковые годы в газете появилось еще больше таких единиц, а это обозначает, что редакторы избегали употпебления диалектной лексики, что, в свою очередь свилетельствует о повышении их языкового сознания, благодяря контактам с языком центра страны, а также о заботе о безупречности языка. Можно утверждать, что язык редакторов газеты „Kurier Wilenski” медленно, но и постепенно очищался от местных нелитературных единиц.

Lithuanian borrowings denoting human states, dispositions and the ways of expressing frankness and unwillingness (based on the material of Polish dialects in Lithuania)The present article is a continuation of the previous studies (Rutkowska, 2009, 2010) dedicated to Lithuanian borrowings. Two previous articles have been related to human appearance and mental characteristics. The subject of the present article is Lithuanian borrowings which describe specific human dispositions and mental states, as well as the usage of epithets and the ways of addressing other people (terms of endearment). The lexical material of the article and vocabulary analyzed previously allows to state that the words referring to man make up a group of fairly large vocabulary of Lithuanian origin. It has been observed that words of such semantic categories as agriculture, weaving, fishery, construction are characterized nowadays as archaic because of the disappearance of a particular type of folk culture and changes in the field of rural activities. However, different ways of describing a person are still present in various dialect areas. A varying degree of adaptation of borrowed lexemes suggests that the penetration of such lexemes was a continuous process, which lasted throughout the period of the contact of Polish and Lithuanian dialects, and this process is continuing at the present day. The reason for the linguistic behavior of this type of Lithuanian words in Polish dialects is semantic capacity and expressiveness of these lexemes. Литуанизмы, обозначающие состояния и склонности человека, а также способы выражения им нежности или пренебрежения (на материале польских говоров в Литве)Данная статья является продолжением предыдущих исследований, посвященных заимствованиям из литовского языка, характеризующим человека (Rutkowska, 2009, 2010). Две предыдущих статьи были посвящены анализу лексики, определяющей внешний облик и черты характера человека. Предметом исследования в данной статье являются слова, связанные с типичными склонностями человека, а также афектонимы и прозвища. Лексика, представленная в трех очередных статьях, свидетельствует о многочисленности заимствований данной лексико-семантической группы и ее продуктивности. Если слова, принадлежащие к таким семантическим категориям, как земледелие, ткачество, строительство, характеризуются архаичностью в силу перемен, происходящих в сельскохозяйственной сфере жизни, то названия, определяющие человека, и в дальнейшем употребляются на разных диалектных ареалах Литвы. Различная степень адаптации данных лексем свидетельствует о том, что процесс проникновения заимствованной лексики был длительным и существовал на протяжениии всего периода контактирования польских и литовских говоров, активно подолжается и в настоящее время. Причиной сохранения в польских говорах данной лексики является ее антропоцентризм, семантическая наполненность и экспрессивность.

Atlas of the Baltic Languages: Plant Names of Slavonic Origin The article investigates Slavonic-derived plant names in dialects of the two surviving Baltic languages – Latvian and Lithuanian. Historically, these Slavonisms were originally adopted by small-scale regional dialects, which are now disappearing. In 2009, a pilot study for the Atlas of the Baltic Languages was published. It comprised 12 geo-linguistic maps with Latvian, Lithuanian and English commentaries. 2012 saw the publication, in CD format, of the Atlas ’s first volume: Lexis 1: Flora . The material analysed concerns names for: (1) wild plants, e.g., cornflower, nettle, waybread, milfoil, dandelion, plantain; (2) cultivated plants, e.g., onion, potatoe, garlic, cucumber, Swedish turnip, [winter] wheat; (3) trees (juniper, hazel-tree, pear-tree, plum-tree, cherry-tree, etc.) and words related to a tree (top of the tree, cone, etc.). Borrowed plant names can generally be grouped as follows: 1. Common borrowings located in a wide area in Lithuania and used all over Eastern part of Latvia – the region of Latgale. These usually denote fruits and vegetables, e.g. the potatoe ( Solanum tuberosum ) – Latv. buļve and its variants, buļba and variants, uļbiks / Lith. bulvė and variants, bulbė and variants; or garlic – casnags, casnāgs and variants / Lith. cesnākas, sesnākas and variants. 2. Common borrowings located in wide area in Lithuania and used in some subdialects in Latgale, e.g. Lith. vosilka / Lat. Vasilka ‘cornflower ( Centaurea cyanus )’; Lith. krivaunykas and variants / Lat. kravavņiks and variants ‘yarrow ( Achillea millefolium L.)’. 3. Slavonisms whose origin differs in Latvian and in Lithuanian, e.g. Lat. klevers (< Russ. клевер , Bel. dialectal кл e вер , клев i р / Lith. kaniusina < Bel. канюшына , Pol. koniczyna for ‘clover ( Trifolium )’. The Atlas of the Baltic Languages , reflecting the language contacts, could be an important source for further investigation not only in Baltistics but also in Slavistics and Indo-European comparative linguistics. Атлас балтийских языков: названия растений славянского происхождения В статье рассматриваются названия растений славянского происхождения в диалектах единственнo живых балтийских языков – латышского и литовского. Исторически эти славянизмы были заимствованы региональными территориальными диалектами, которые в настоящее время исчезают. В 2009 г. был опубликован пилотный проект Атласа балтийских языков, включающий 12 геолингвистических карт с комментариями на латышском, литовском и английском языках. В 2012 г. первый том атласа: Атлас балтийских языков. Лексика I: Флора – был опубликован в формате CD. Связанную с растительним миром лексику представляют названия, обозначающие: 1) дикорастущие растения – например, василек, крапиву, подорожник, тысячелистник, одуванчик, 2) культурные растения – например, лук, картофель, репу, (зимнюю) пшеницу, и 3) деревья (можжевельник, орешник, грушу и др.), а также части деревьев (макушку дерева, шишку). В качестве основных групп заимствованных названий растений можно выделить: 1. Общие заимствования, которые встречаются в широком ареале в Литве и во всей восточной части Латвии – в Латгалии. Обычно это названия овощей и фруктов, например, картофеля (Solanum tuberosum) – лат. buļve и вар., buļba и вар., uļbiks / лит. bulve и вар., bulbe и вар., чеснока: лат. casnags, casnāgs и вар./ лит. cesnākas, sesnākas и вар. 2. Общие заимствования, которые встречаются в широком ареале в Литве и в некоторых говорах Латгалии, например, лит. vosilka / лат. vasilka ‘вaсилёк (Centaurea cyanus)’, лит. krivaunykas и вар. / лат. kravavņiks и вар. ‘тысячелистник (Achillea millefolium L.)’. 3. Славянизмы несовпадающего проиcхождения в латышском и литовском языках, например, лат. klevers (< рус. kлевер, бел. диал. клeвер, клевiр) / лит. kaniusina < бел. kанюшына, поль. koniczyna ‘клевер (Trifolium)’. Атлас балтийских языков отражает языковые контакты и служит важным источником для дальнейших исследований не только в балтистике, но также в славистикe и индоевропейском сравнительном языкознании.