Search

Статья посвящена анализу содержания и художественных особенностей иконы «Воздвижение Креста, с дополнительными сюжетами», в 2020 г. появившейся на антикварном рынке и затем приобретенной частным коллекционером, благодаря чему памятник впервые стал доступен для изучения. Икона была выполнена в 1843 г. выдающимися невьянскими иконописцами Богатыревыми по заказу известного знатока горного дела Г. Ф. Зотова, история которого всколыхнула общественное мнение второй четверти XIX в. Этот образ сложной иконографии является не только редким датированным и подписным памятником иконописания, но также своего рода историческим документом. В статье раскрыты три важнейшие темы, касающиеся данного памятника. Благодаря полному прочтению памятной надписи на нижнем поле иконы установлено, что икона была написана в память освобождения Г. Ф. Зотова из ссылки по царскому распоряжению 14 сентября 1841 г. Анализ уникальной иконографической программы, сюжетов, изображенных на иконе, и текстов надписей привел автора статьи к выводу о том, что икона, написанная по специальной, глубоко продуманной программе, заключала в себе самооправдание Г. Ф. Зотова и его своеобразное зашифрованное послание потомкам. По своим художественным достоинствам, совершенству композиции, тонкости письма, изысканному колориту икона является одним из лучших произведений невьянских иконописцев Богатыревых и может служить эталонным произведением для этой признанной школы старообрядческого иконописания. Однако помимо высочайших художественных достоинств данный уникальный памятник обладает всеми признаками исторического источника, содержащего ценные неизвестные ранее факты биографии выдающегося деятеля металлургической промышленности России Г. Ф. Зотова., The article is devoted to the analysis of depiction and artistic features of the icon "The Exaltation of the Cross, with additional plots", which appeared on the antique market in 2020 and was acquired by a private gatherer, thanks to which the artifact became available for studying for the first time. The icon was painted by the outstanding Nevyansk icon painters Bogatyrevs in 1843 by order of the famous mining expert G. F. Zotov, whose story stirred up public opinion in the second quarter of the 19th century. This image of complex iconography is not only a rare dated and signed monument of icon painting, but also a kind of historical document. The article reveals three most important topics related to this monument. Thanks to a full reading of the commemorative inscription on the lower field of the icon, it has been established that the icon was painted in memory of the release of G. F. Zotov from exile by Tsar`s order on September 14, 1841. The analysis of the unique iconographic program, and the plots depicted as well as the texts of the inscriptions led the author of the article to the conclusion that the icon, written according to a special, deeply thought-out program, contained self-justification of G. F. Zotov and a kind of his encrypted message to descendants. According to its artistic merits, and perfection of composition, subtlety of painting, and exquisite color, the icon becomes one of the best works of the Nevyansk icon painters Bogatyrevs and can serve as a reference work for this recognized school of Old Believers’ icon painting. However, in addition to its highest artistic merits, this unique monument has all the signs of a historical source containing valuable and previously unknown facts of the biography of G. F. Zotov, an outstanding figure of the metallurgical industry of Russia.

В статье предлагается описание четырех единиц хранения собрания редких рукописных и старопечатных книг библиотеки Екатеринбургской духовной семинарии, содержащих гектографированные издания. Всего в статье описано девять гектографированных изданий, шесть из которых находятся в составе конволюта. Практически все издания (восемь) — старообрядческие и датируются началом ХХ столетия. Одно издание, датируемое 1965 г., изготовлено баптистами. Восемь из девяти изданий уникальны, на настоящий момент известны в единственном экземпляре. Шесть старообрядческих гектографированных изданий были изготовлены в Екатеринбурге старообрядцами белокриницкого («австрийского») согласия. Издательская деятельность осуществлялась в доме и на средства екатеринбургского купца Г. Н. Грачева. Издательской деятельностью руководил В. Г. Усов. Описанные в статье старообрядческие гектографированные издания содержат важный материал как для истории старообрядческого движения в целом, так и для истории старообрядчества на Урале. Изданный на гектографе в 1965 г. «Сборник духовных песен евангельских христиан-баптистов» представляет интересный образец религиозного «самиздата» советской эпохи. Описание гектографированных изданий выполнено по методике, принятой в Лаборатории археографических исследований Уральского федерального университета (ЛАИ УрФУ). Описание сопровождается указателем пятых строк., The article describes four storage units from the collection of rare handwritten and old-printed books of the Ekaterinburg Seminary library, containing hectographed editions. In total, presented are nine hectographed editions, six of which are included in a pamphlet volume. Almost all the editions (eight of the nine) belong to the Old Believers and date back to the early 20th century. And one edition, dated 1965, was produced by the Baptists. Eight out of nine editions are unique and currently known in a single copy. Six Old Believer hectographed editions were made in Ekaterinburg by the Old Believers of the Belokrinitsky ("Austrian") Agreement. Publishing activities were carried out under the leadership of V. G. Usov, at the expense and in the house of the Ekaterinburg merchant G. N. Grachev. The described hectographed Old Believer publications contain important material both for the history of Old Belief in general and for the history of the Old Believers in the Urals. Printed on a hectograph in 1965, the "Collection of Spiritual Songs of Evangelical Christian Baptists" is an interesting example of religious "samizdat" of the Soviet epoch. The hectographed publications are described according to the methodology adopted in the Laboratory of Archeographic Research of the Ural Federal University (LAI UrFU). The description is followed by an index of fifth lines.

В статье представлено научное описание 6-ти книг поздней рукописной традиции XVIII–XX вв. библиотеки Екатеринбургской духовной семинарии. Согласно нашим наблюдениям, на выбор состава чтений отдельных рукописей большое влияние оказала старопечатная книга. Так, например, в конволют вплетены листы печатного Часослова сер. XVII в. и включены выписки из издания Киево-Печерского Патерика (1661 г.), Святцы XVIII в. полностью переписаны с издания 1680 г. типографии Киево-Печерской лавры, а Святцы XIX в. — с «дониконовского» издания 1648 г. Рукописные Святцы приблизительно датируются 1707 г. и 1891 г., согласно указанным в таблицах Миротворного ключа «от Адама» датам. Среди рукописей примечателен конволют — келейный сборник XVIII в., в котором, наряду с богослужебными текстами — канонами (Всемилостивому Спасу, о творящих милостыню, Одигитрии, иконам Богородицы: Владимирской, Казанской, Всех скорбящих Радость, на исход души), ирмосами Рождеству и Пасхальными песнопениями — широко представлена четья литература, объединенная темой покаяния («Житие прп. Стефана, игумена Печерскаго», «Послание епископа Симона Владимирского и Суздальского к иноку Поликарпу», «Житие великомученицы Параскевы», «Скитское покаяние», повесть «Троесложное умиление», выписки от «Старчества» и «Словес душеполезных свв. отец»). Конволют был переплетен в конце XIX в., однако как сборник был сформирован на столетие раньше, согласно датировке входящих в него рукописных тетрадей, относящихся приблизительно к одному времени. Представлено описание сборника сочинений, важных для истории и идеологии старообрядцев часовенного согласия, распространенного на Урале и в Сибири., The article provides a scientific description of 6 books of late handwritten tradition of the 18th–20th centuries contained in the library of the Ekaterinburg Theological Seminary. According to observations of the authors, the early printed book had a great influence on a choice of the composition of texts of individual manuscripts. For example, the pamphlet volume includes sheets of the printed Book of Hours of the mid-17th century as well as extracts from the edition of the Kiev-Pechersk Paterikon (of 1661); Church calendar of the 18th century is copied from the 1680 edition of the Kiev-Pechersk Lavra printing house, and the 19th century calendar — from the “pre-Nikon” edition of 1648. The handwritten Church calendar is dated approximately from 1707 and 1891, according to the dates indicated in the tables of the Peacekeeping Key “from Adam”. Notable among the manuscripts is the pamphlet volume which presents a private compendium of the 18th century. Along with liturgical texts — Canons to the All-Merciful Savior and the Virgin Hodegetria, About Those Who Give Alms, and to the icons of the Mother of God “Vladimirskaya”, “Kazanskaya”, “Joy of All Who Sorrow”, For the Exodus of the Soul, as well as Christmas irmosi and Easter chants — this compendium contains literature from the Chetya-Minei, under the overall theme of repentance (“The Life of St. Stephen, Hegumen of Pechersk”, “Epistle of Simon, the Bishop of Vladimir and Suzdal, to Monk Polycarp”, ‘‘Life of the Great Martyr Paraskeva”, “Skete Repentance”, Novel “Three-Folded Tenderness”, extracts from “The Eldership” and “Words of the Salutary Saint Fathers”). This convolute was bound at the end of the 19th century, though the collection had been formed a century earlier, according to the dating of the handwritten notebooks included in it and dated back to approximately the same time. Τhe article describes a collection of works which are important for the history and ideology of the Old Believers of Chasovenny consent, widespread in the Urals and Siberia.

В настоящей статье анализируются оценки вероучения Армянской Апостольской Церкви, преобладавшие в русской православной церковной литературе периода XII — середины XIX в. Анализ данных оценок важен не только с точки зрения сравнительного богословия, но он имеет первостепенное значение при изучении истории взаимоотношений Русской Православной Церкви с Армянской Апостольской. В имеющихся на сегодня научных публикациях затронуты лишь отдельные стороны изучаемой проблемы. Полноценно анализ отношения к армянскому вероучению в эпоху средневековья и нового времени с точки зрения истории русско-армянских церковных связей в отечественной исторической литературе практически не осуществлялся. объектом анализа выступают опубликованные и неопубликованные (архивные) исторические источники. установлено, что вплоть до середины XIX в. на страницах русской православной церковной литературы, принадлежавшей к разным жанрам (жития, догматические сочинения, публицистика, справочные издания), армянское вероучение оценивалось как «еретическое». Во второй половине XVII — первой половине XIX в. в полемических сочинениях, направленных против старообрядцев, русские церковные авторы обвиняли последних в двоеперстии, которое, по свидетельству исследователей, некогда использовали и армяне. Изначально резко негативное отношение к Армянской Церкви представители Русской Православной Церкви унаследовали от Византии. Предвзятому отношению к армянскому вероучению и обрядам в русской православной среде способствовало также отсутствие литературы, которая могла бы познакомить русского читателя с истинными основами вероучения и обрядов Армянской Церкви. В 1841 г. католикос всех армян Иоаннес Карпеци обратился к императору николаю I с просьбой о защите Армянской Церкви от необоснованных и ложных обвинений богословского и обрядового характера. Данное обращение послужило поводом к началу публикации в России работ, посвященных истории и вероучению Армянской Церкви, что впоследствии стало основой для корректировки и изменения оценок армянского вероучения как со стороны православных священнослужителей, так и представителей церковно-исторической и богословской науки., This article analyzes the assessment of the Armenian Apostolic Church creed, which prevailed in Russian Orthodox ecclesiastical literature during 12th — mid 19th century. The analysis of this assessment is important not only in terms of comparative theology, but is also of paramount importance for the study of relations between the Russian Orthodox and the Armenian Apostolic Church. Available scientific publications provide only certain aspects of the issue. A full analysis of the attitude to the Armenian doctrine in the Middle Ages and new era in terms of the history of Russian-Armenian church relations has hardly been carried out in Russian historical literature. The objects analyzed in this article are published and unpublished (archival) historical sources. Up to the mid 19th century the Armenian creed was considered “heretical” by the authors of Russian Orthodox ecclesiastical literature of different genres (hagiography, dogmatic works, political or topical journalism, reference books). In the second half of 17th — the first half of 19th century in their polemical works against the Old Believers, Russian church authors accused them of making a sign of the cross with two fingers, which according to researchers, had been used by Armenians. Initially, representatives of the Russian Orthodox Church inherited a sharply negative attitude towards the Armenian Church from Byzantium. Lack of literature that could introduce a Russian reader to the true foundations of the Armenian Church creed and rites also contributed to the prejudice towards them in the Russian Orthodox environment. In 1841, the Catholicos of All Armenians, Ioannes Karpetsi, appealed to Emperor Nicholay I with the request to protect the Armenian Church from unfounded and false accusations of theological and ceremonial nature. This appeal led to the publication of works devoted to the history and doctrine of the Armenian Church, which later served as the basis for adjusting and changing the assessments of Armenian doctrine by both Orthodox clergy and representatives of ecclesiastical-historical and theological sciences.

Статья посвящена расколу в одном из старообрядческих согласий, - Спасовом. По общепринятой версии, согласие раскололось в 1840-х гг. Раскол стал побочным продуктом полемики между спасовцами и поморцами. Спасовцы утверждали, что перекрещевание обращающегося, если он был правильно крещен во имя Святой Троицы даже в еретической церкви, это нарушение канонических правил. Новоспасовцы отвергли традиционный для спасовцев способ приема новообращающихся путем простого начала, взамен они установили обряд отречения от ереси. Решение было принято на соборе трех или четырех спасовских наставников в г. Гороховце. Вскоре был осуществлен ряд других нововедений: служба в молельнях, исповедь наставникам, монашество и др., которые традиционные спасовцы считали вероотступничеством. Новоспасовцы ввели и чин беспоповского венчания, традиционалисты же продолжали венчаться в Православной Церкви, как делали это в XVIII в. По принятой версии, именно возникновение отрицания обряда в церкви и вызвало раскол. Однако раскол, скорее всего, начался не в 1840-х, а в 1830-х гг. в связи с вопросом о замужестве женщин. Хотя традиционное спасовское учение позволяло венчаться у православных священников, многие женщины Спасова согласия отказывались от брака. Например, в приходе Купля близ г. Гороховца с 1763 по 1834 гг. большинство спасовок не выходили замуж (а мужчины женились почти поголовно). И вдруг с начала 1830 гг. почти все спасовки одновременно стали выходить замуж. Это означает одно: изменение учения о браке местным спасовским сообществом, а не изменение отношения к браку отдельными спасовками. Видимо, собор спасовских диссидентов неслучайно состоялся именно в Гороховце: в этом уезде спасовцы уже нарушили традицию женского отказа от брака. Прямые данные о том, почему спасовки стали выходить замуж в начале 1830-х гг. отсутствуют, но это не было случайным, поскольку новоспасовцы особенно ценили брак. По словам Аввакума Комиссарова, самого уважаемого новоспасовского наставника второй половины XIX в., не венчаться было «вопреки Божией заповеди: раститеся и множитеся», и те старообрядцы, которые сопротивляются браку, «являются истребителями рода человеческого»., According to accepted accounts, the Spasovite covenant split in the 1840s: the schism was a byproduct of a polemic between Spasovites and the Pomorsk. Spasovites asserted that rebaptism of converts — if they had been properly baptized in the name of the Trinity, even if in an heretical church — was a violation of canonical rules. Neospasovites also rejected the traditionalist Spasovites’ acceptance of converts through the 7-bow ritual, and adopted instead a ritual in which converts abjured their heresies. That decision was taken by a council of 3 or 4 local Spasovite leaders in the small city of Gorokhovets. Adoption of the ritual of abjuration precipitated a series of other Neospasovite innovations: worship in chapels, confession to elders, and monasticism, all of which the traditional Spasovites considered apostasy. Neospasovites instituted a priestless wedding service, while traditional Spasovites continued to wed in the Orthodox Church, as they had since sometime in the 18th century. According to existing accounts, it was the introduction of the abjuration of heresy that precipitated the schism among the Spasovites. However, it is more likely that the schism began to take shape in the 1830s, and that differences over marriage precipitated the split. While traditional Spasovites married in Orthodox churches, many Spasovite women never married at all. In Kuplia parish, not far from Gorokhovets, from 1763 to 1834 the majority of Spasovite women never married, while Spasovite men married universally. Beginning in the 1830s, however, all Spasovite women in Kuplia parish married. The change was abrupt, not gradual, which surely means that this was a decision made by the local Spasovite community as a whole, not by individual Spasovite women. Apparently it was not by chance that the council of Spasovite dissidents met in Gorokhovets: in that district, Spasovites had already overturned the traditional Spasovite practice of female marriage avoidance. Although we don’t know why all Spasovite women in Kuplia parish began to marry in the early 1830s, we know that subsequently Neospasovites attributed special importance to marriage. In the words of Avvakum Komissarov, the most respected Neospasovite leader in the second half of the 19th century, not to marry “violated God’s commandment, to be fruitful and multiply,” and Old Believers who opposed marriage were “exterminators of the human race.”

В статье предпринимается попытка исследования такого малоизученного аспекта в истории восстания под предводительством Е. И. Пугачева, как связи «Петра III» с Иргизскими монастырями (контакты со старцами Филаретом и Гурием) и отношение властей к проблеме пособничества старообрядческого мира самозванцу. Вопрос о необходимости всестороннего исследования данной темы был поставлен Н. С. Соколовым в 1888 г.[1], но так и не был решен. Сохранившиеся сведения о Филарете и Гурии говорят о том, что старцы подозревались властями не только в контактах с самозванцем, но и в помощи последнему в организации восстания. Кроме того, под подозрение попали и все старообрядцы, так или иначе контактировавшие с Иргизскими монастырями и территорией, охваченной военными действиями. Документы 1773-1777 гг. свидетельствуют о высокой степени озабоченности правительства и лично Екатерины II возможным участием старообрядцев в подготовке и спонсировании восстания. Это подтверждается отправкой Г. Р. Державина в Саратовскую губернию с целью установить степень причастности иргизских старообрядцев к организации восстания. В результате под подозрение попали старцы Филарет и Гурий. Следствие по делу об их контактах с Е. И. Пугачевым продолжалось и после опубликования сентенции, объявлявшей всех староверов непричастными к восстанию[2]. Розыск, начатый в Саратовской губернии, охватил и центральную часть государства, итогом чего стала поимка старообрядцев в Селинской и Гуслицкой волостях. В ходе допросов было установлено, что все пойманные староверы имели контакты с Филаретом и Гурием. Тем не менее, их причастность к восстанию так и не была доказана. Проходившие по следствию были направлены в монастыри под предлогом «отвращения от раскола», а один из старцев был оставлен в исправительном доме в Москве. Действия правительства шли вразрез с сентенцией 1775 г., что свидетельствовало о крайней его озабоченности причастностью старообрядческого мира к организации восстания. Несмотря на то, что розыск Филарета и Гурия был прекращен, вследствие невозможности их поимки, действия правительства и Екатерины II шли вразрез с провозглашенным либеральным курсом политики «просвещенного абсолютизма»., The article is to investigate such a little-studied aspect in history of the uprising led by E. I. Pugachev as the relationships of «Peter III» with the Irgiz monasteries (his contacts with elders Philaret and Guriy) and attitude of the authorities to the problem of complicity of the Old Believers’ world to the impostor. The need to conduct a comprehensive study on this question had been voiced by N. S. Sokolov as early as 1888, but it was never done. The only remaining information about Philaret and Guriy suggested that the authorities suspected them not only of contacts with the impostor, but also of helping the latter in organizing the uprising. In addition, all the Old Believers who were in contact with the Irgiz monasteries and the territories covered by military actions came under suspicion. Documents of 1773–1777 indicate a high degree of concern of the government and Catherine II personally about possible participation of Old Believers in the preparation and sponsorship of the uprising. It is confirmed by the sending of G. R. Derzhavin to the Saratov province in order to prove the involvement of the Irgiz Old Believers in the organization of the uprising. As a result, elders Philaret and Guriy came under suspicion. The investigation into their contacts with E. I. Pugachev continued even after the publication of the sentence, which declared all of the Old Believers innocent of the uprising. The search, begun in the Saratov province, continued in the central part of Russia and resulted in the capture of Old Believers in the Selinsky and Guslitsky volosts. During interrogations it was established that all of them had contacts with Philaret and Guriy. However, their involvement in the uprising was never proven. Those passing through the investigation were sent to the monasteries under the pretext of “aversion from schism”, and one of the elders was taken to a correctional home in Moscow. The government’s actions were at odds with the sentence of 1775, which indicated the extreme concern of the government about the involvement of the Old Believers in organizing the uprising. Despite the fact that the search for Philaret and Guriy was stopped, as it turned out to be impossible to capture them, the actions of the government and Catherine II went against the proclaimed liberal course of the policy of “enlightened absolutism”.

В статье затронута проблема эволюции христианского художественного символа и его отражение в культурах стран западноевропейских и восточнославянских. Искусство книжной миниатюры эпохи Высокого Средневековья в своей основе опиралось на иконографию христианской византийской культуры. По отдельным изобразительным признакам, характерным для иллюстраций западноевропейских манускриптов и рукописей поздней кириллической традиции, можно обозначить общие черты, присущие христианскому искусству, отследить определенные многовековые трансформации христианского символа, найти элементы сходства в изобразительной практике. Мотивы ранней иконографии отчетливо прослеживаются в лицевых рукописях Городецко-Нижегородской изобразительной редакции лицевых списков Апокалипсиса. Эта редакция была сформирована старообрядческими книжниками, которые жили в городах Нижний Новгород, Городец и их окрестностях. В статье анализируются иконографические признаки этой редкой художественной редакции русского лицевого Толкового Апокалипсиса, сохранившей следы древней иконографии. Обозначение устойчивых иконографических признаков лицевых рукописей в рамках редакции и сопоставление их с изображениями ранних западных манускриптов позволяет провести некоторые параллели в развитии христианского искусства. Сравнительный анализ иконографии русских поздних и ранних западноевропейских лицевых списков памятника может подтвердить либо опровергнуть гипотезу о существовании единого протографа для обеих книжных традиций, которая была выдвинута еще в XIX в. первым исследователем лицевого Апокалипсиса Ф. И. Буслаевым. Статья носит описательный характер признаков и иконографических схем Городецко-Нижегородской редакции и сравнение их с ранними западноевропейскими изобразительными сюжетами. В задачи данной обзорной статьи не входит обширная и многогранная тема освещения путей и способов проникновения в позднее православное искусство элементов ранней западноевропейской иконографии. Здесь лишь намечены ключевые моменты исследования проблемы эволюции отдельных иконографических схем, мотивов и символов, их генезис и развитие в различных исторических условиях., This article touches on the evolution of Christian symbols in art and their reflection in West European and East Slavonic cultures. The art of manuscript miniatures in the High Middle Ages was based on the iconography of Byzantine Christian culture. Using various features typical of manuscript illustrations belonging to both the West European and late Cyrillic traditions, it is possible to outline the fundamental characteristics inherent in Christian art, follow the centuries-long transformation of Christian symbols, and to find similarities in iconographic practices. The motifs of early iconography can be clearly traced in illustrated manuscripts belonging to the Gorodets and Nizhny Novgorod tradition of apocalypses. This tradition was formed by Old Believer scribes who lived in Nizhny Novgorod, Gorodets, and their hinterlands. The article analyzes the iconographic features of this rare artistic tradition of illuminated Russian apocalypses which maintain the traces of ancient iconography. Designating constantly used iconographic features of illuminated manuscripts within this tradition and juxtaposing them with images from early Western manuscripts allows showing some parallels in the development of Christian art. A comparative analysis of the iconography of late Russian and early West European illustrated manuscripts can help to confirm or disprove the existence of a single protograph for both traditions, which was proposed as early as the 19th century by F. I. Buslaev, the first researcher on illuminated Russian apocalypses. The article describes features of the iconographic scheme of the Gorodets and Nizhny Novgorod tradition and compares them with early West European pictorial narratives. It does not, however, touch upon the wide and multifaceted theme of the means by which elements of early West European iconography made their way in late Orthodox art. Here, we only remark on the key moments of the evolution of the individual iconographic schemes, motifs, and symbols and their genesis and development in distinct historic conditions.

В статье приводится полное археографическое описание 10 рукописей собрания редких и рукописных книг библиотеки Екатеринбургской духовной семинарии XVIII–XXI вв. (XVIII в. — 3; XIX в. — 3, XX в. — 2, XXI в. — 2), дается краткий обзор собрания и истории его изучения. Также приводится библиография работ, посвященных редким и рукописным книгам семинарской библиотеки. Из вновь описанных книг обращает на себя внимание рукописный «Цветник священноинока Дорофея» (редакция в 65 главах). Рукопись изготовлена в поморской традиции неким иноком Досифеем в 1728–1729 гг. (7237 г). Интересен рукописный сборник-конволют 30–80-х гг. XVIII в., который в ряду традиционных для старообрядческой книжности сочинений содержит старообрядческое полемическое сочинение «Выписано из книги о церковном собрании и о причастии Тела и Крови Христовы» и «Слово священноинока Дорофеа о умилении души и воспомяновение o житии святых…» в редакции, отличной от традиционно включаемой в состав «Цветника…». Третья рукопись XVIII в. — Канонник, большая часть которого утрачена. Среди рукописей XIX в. два старообрядческих сборника — сочинений учительных, канонических уставного характера и сочинений уральского старообрядческого писателя XVIII в. инока-схимника Максима. Третий сборник XIX в. — по большей части светского содержания (в основном стихи поэтов XVIII–XIX в.) — принадлежал священнику Константину Старцову, служившему в XIX в. на одном из сельских приходов Вятской епархии. Сборник интересен для характеристики круга чтения православного духовенства в первой половине XIX в. Рукописи XX–XXI вв. важны для характеристики религиозной жизни в этот период. Сборник, переписанный в 1953 г., содержит стихи Н. А. Н екрасова и богослужебные тексты, среди которых обращает на себя внимание «Покаянный канон падшего, а потом покаявшегося инока» в переводе на русский язык архим. Амфилохия (Тумского; † 1868). Описаны также две рукописи, содержащие стихи религиозной тематики неизвестного авторства и сборник акафистов на русском и чувашском языках., The article provides a complete archeographic description of 10 manuscripts of the collection of the rare books and manuscripts of the 18th–21st centuries (three books of the 18th century; three books of the 19th century; two books of the 20th and another two — of the 21st century) from the library of the Ekaterinburg Theological Seminary. The author gives a brief overview of the collection and the history of its study, and provides also a bibliography for the works on rare and manuscript books of the seminar library. Of all the newly described books, special attention is drawn to the manuscript “Flower Garden of the Hieromonch Dorotheus” (edited in 65 chapters). Written in 1728–1729 (that is in 7237, according to the Old Believers’ tradition), this manuscript was made in the Pomorian tradition by a monk called Dosifey. Of particular interest is the pamphlet volume — a manuscript collection of the 1730–80’s , which in addition to the traditional works of Old Believer book publishing, contains a polemical essay of the Old Believers «Extracted from the book about the church gathering and the communion of the Body and Blood of Christ» and «The word of the holy monk Dorotheus about the commiseration of the soul and the memory of lives of the saints…», published in an edition, that differed from the traditional one included into the «Flower Garden…». The third manuscript of the 18th century is “The Book of Canons”, most of which has been lost. Among the manuscripts of the 19th century there are two Old Believers’ compilations: a collection of educational, canonical and statutory works, and a collection of works by monk-scimnik Maxim, the Ural Old Believer writer of the 18th century. The third compilation of the 19th century consisting, for the most part, of secular content (mainly of the poems written in the 18th–19th centuries), belonged to the priest Konstantin Startsov, who served at one of the rural parishes of the Vyatka diocese in the 19th century. The compilation is particularly helpful in terms of characteristics of the reading interests of Orthodox clergy in the first half of the 19th century. Manuscripts of the 20th–21st centuries are of great value for the description of religious life during this period. The collection copied in 1953 contains verses of N. A. Nekrasov and some liturgical texts, among which the most interesting is the “Penitential canon of the fallen, and then repented monk”, translated into Russian by archimandrite Amphilochius (Tumsky; died in 1868). Two manuscripts containing religious verses of an unknown author and a collection of akathists in Russian and Chuvash are also described.

Статья посвящена актуальным вопросам исследования рукописного сборника, включающего «Солнце пресветлое», — уникальной иллюстрированной энциклопедии преданий о чудотворных образах Богородицы. Кроме этого в рукопись вошли: сказания о чудотворных образах Архистратига Михаила, воеводы Небесных Сил, о чуде, произошедшем от образа Арх. Михаила при осаде Троице-Сергиевской лавры поляками в 1608 г., а также «Небо новое» Иоанникия Галятовского; повести о посаднике Щиле, о новгородском посаднике Добрыне; летопись Соли Галицкого Воскресенского монастыря; жития Иоанна, епископа Суздальского, Иова Льговского, Петра, царевича Ордынского; Повесть о житии Иоанна, епископа Суздальскаго, чудотворца; «Книга о российских святых». Приводятся результаты новейшего палеографического и кодикологического описания рукописи в собрании Научной библиотеки МГУ (№ 293) и Сборника сочинений прп. М аксима Грека из собрания В. М . У ндольского (РГБ. Ф. 310. № 338). В статье делается попытка проверки существующего в научной литературе мнения о Симеоне Федорове Моховикове — писце уникального списка сочинений прп. М аксима Грека, владельце одного из наиболее значительных богородичных сборников легенд устойчивого состава, получившего распространение в рукописной традиции петровского и раннего послепетровского времени, а также герое «Чуда от иконы Максима Грека», являющегося последним в «Сказании о чудесах Максима Грека», действие которого разворачивается в Москве и происходит в промежуток от 13 ноября 1720 года до 20 мая 1721 г., «образованном купце», «осторожном старообрядце» — представителе старообрядческой конфессии первой четверти XVIII столетия с реально существующими людьми этого периода., The article is devoted to topical issues in the study of the manuscript collection, which includes “The Sun of Light” — a unique illustrated encyclopedia of legends about the miraculous images of the Virgin. In addition, the manuscript includes: legends about the miraculous images of Archangel Michael the voivode of heavenly forces, about the miracle that arose from the image of arch. Michael during the siege of the Trinity-Sergius Lavra by the Poles in 1608, as well as “The New Sky” by Ioannikiy Galyatovsky, the story of the Shchila posadnik, the Novgorod posadnik Dobrynya, the annals of the Sol of the Galitsky Resurrection Monastery, the life of John the Bishop of Suzdal, Iov Lgovichsky, Petr prince of Horde, The Story of the Life of John the Bishop of the Suddale Wonderworker, “Book of Russian Saints.” The author provides results of the latest paleographic and codicological description of the manuscript in the collection of the Scientific Library of Moscow State University (no. 293) and the Collected Works of Maxim Grek from the collection of V. M. Undolskij (RSL, f. 310, no. 338). The article attempts to verify the opinion existing in the scientific literature about Simeon Fedorov Mokhovikov, the scribe of a unique list of works by Maxim Grek, the owner of one of the most significant theotokos collection of legends of stable composition, which was widely used in the manuscript tradition of the Petrine and early post-Petrine times, and also the hero of “Miracles from the icon of Maxim the Greek”, which is the last in the “Tale of the Miracles of Maxim the Greek”, the action of which take place in Moscow, in the period from November 13, 1720 to May 20, 1721, an “educated merchant”, a “cautious Old Believer” — a representative of the Old Believer denomination of the first quarter of the 18th century with real people of this period.

В статье рассматриваются исторические условия, в которых велся метрический учет крещений, браков и отпеваний у старообрядцев-беглопоповцев (позднее часовенного и белокриницкого согласий) на Урале на протяжении XIX в. Статья касается изменений законодательства о регистрации семейного состояния, рождений и отпеваний у староверов, начиная с царствования Александра I до конца имперского периода в истории России. Определены ограничения, которые имеются у каждого из источников, возникавших в результате Высочайших распоряжений. В дополнение к широко известному источнику, появившемуся после провозглашения веротерпимости и издания Указа о старообрядческих общинах 17 октября 1906 г., собраны сведения об учете событий жизненного цикла в предшествующее время. В XIX в. обстоятельства для их ведения были по большей части неблагоприятные. Подобных документов обнаружено к настоящему времени совсем немного, и они связаны с Рогожским центром и территорией Уральского казачьего войска. Это, однако, не означает полную бесперспективность поисков, поскольку до конца 1830-х гг. ведение таких книг у старообрядцев правительством было возложено на беглых священников и вполне возможно, что в составе архивных фондов они есть. Позднее существовавшую на горнозаводском Урале практику учета крещений, венчаний и отпеваний местные старообрядцы пытались передать наставникам-мирянам. Однако записи наставников не признавались властями в качестве имеющих законную силу и, более того, с конца 1830-х гг. превратились в улику, свидетельствующую о противоправных действиях по «распространению раскола». В статье приводятся сведения об инициативах самих старообрядцев по учету событий жизненного цикла до 1906 г. В основе актовые источники различного происхождения (Высочайшие указы, материалы старообрядческих соборов), делопроизводственная документация, переписка, метрические книги и другие документы учета населения. Для сравнения с Московским поповским центром на Рогожском кладбище, где практика метрикации продолжалась во второй половине XIX в., привлечены публикации и сообщения генеалогов и краеведов., The article discusses historic conditions for making metric records (baptisms, marriages and funerals) in the church books of Old Believers beglopopovtsy in the Urals during the 19th century (later than the “Belokrinitsky Agreement” and “Chasovennoye Soglasie” were held). The Old Believers who had the priesthood or did not deny it are at the center of attention. It is referred to the so-called ‘chapel’ (chasovennye) branch and the Belokrinitskaya hierarchy in the Urals of the 19th century. The article deals with changes in legislation on the registration of marital status, births and funerals for the Old Believers beginning from the reign of Alexander I to the end of the imperial period of Russia. Documents registering the life cycle events were created on the basis of these imperial orders, so the author considers the limitations that each of these sources has. In addition to the well-known metric books of the early 20th century, which appeared after the proclamation of toleration and the Decree of Nicholas II on Old Believers’ Communities on October 17, 1906, the question is raised with regard to availability and possibility of such records in the previous times. Circumstances for the independent Old Believer church records were not always favorable in the 19th century. Very few documents of this kind have been found: they all are associated with the Moscow Rogozhskoye cemetery and the territory of the Ural Cossack army. This, however, does not mean the complete futility of searches. Perhaps somewhere in the archival collections one can still find the Old Believers’ church books of the early 19th century, as the government allowed the run-away priests of Old Believers to keep such records until the end of 1830’s. Later, Old Believers of the Middle Urals tried to continue this practice, transferring this tradition to the lay mentors, but it was prosecuted. Records of such mentors were not recognized by the authorities and from the end of 1830’s they even turned to be an evidence of illegal actions of “spreading the split”. The author informs about the initiatives of the Old Believers to account for life cycle events up to 1906. The article is based on the sources of various origins (emperor’s decrees, materials of Old Believers’ councils), administrative records, correspondence, church books and police records. Various publications and reports of genealogists and people interested in local history have been involved to compare with the data of Moscow center at Rogozhskoye cemetery, where the practice of keeping metrics continued through the second half of the 19th century.

В статье рассматривается роль старообрядцев в восстании под руководством Емельяна Ивановича Пугачева на яике. Дореволюционные историки не занимались специально исследованием данного вопроса. советская историография была посвящена изучению причин, хода военных действий, локализации основных центров сторонников «Петра III», последствий, социального состава участников движения, документов ставки Е. И. Пугачева. В то же время вопрос о религиозной принадлежности восставших оставался за рамками научных исследований. Впервые особое внимание этой проблеме было уделено в конце 1950-х гг. тем не менее, даже с появлением специальных работ, прежде всего И. З. Кадсона, ситуация практически не изменилась. многие авторы и по сей день не затрагивают данную тему, в первую очередь это относится к обобщающим работам. Исследователи не придавали большого значения роли старообрядцев в событиях 1773–1775 годов. Единственным исключением был В. г. Карцов, который даже преувеличивал роль старообрядцев в восстании под предводительством Е. И. Пугачева. на основе опубликованных и неопубликованных источников, в том числе и впервые введенных в научный оборот, автор данной статьи пришел к выводу, о неправомерности преуменьшения или вовсе игнорирования роли старообрядцев в восстании под руководством Е. И. Пугачева на яике. Источники свидетельствуют о том, что местные и центральные власти были осведомлены о широком распространении среди казаков и духовенства старообрядчества. также было известно о тесных контактах населения яицкого войска со старообрядческими Иргизскими монастырями. осведомленность властей подтверждается и широко известным розыском гавриила Романовича Державина в саратовской губернии среди местных старообрядцев. После подавления восстания в войске не было специального розыска среди староверов. А для успокоения населения в сентенции от 10 января 1775 г. было объявлено, что староверы не подозреваются более в участии в восстании. Правительство стремилось как можно быстрее закончить следствие и вернуть войско в боеспособное состояние., The article examines a role of the old believers in the rebellion led by yemelyan Ivanovich Pugachev in yaik. Pre-revolutionary historians did not specifically investigate this issue. Soviet historiography was devoted to the study of the causes, course of military operations, localization of the main centers of the supporters of «Peter III», as well as consequences, social composition of the revolted and documents of the Pugachev’s headquarters. at the same time, the question of the religious affiliation of the insurgents remained beyond the scope of scientific research. It was in the late 1950’s when this issue was considered for the first time. Nevertheless, the situation had not changed that much even after some special works such as the research of I. Z. kadson began to appeare. many researches still do not touch upon the topic; first of all, this refers to synthesis works. researchers did not pay much attention to the role of the old believers in the events of 1773–1775. The only exception was V. g. kartsov, who even exaggerated their role in the uprising led by yemelyan Pugachev. having studied both published and unpublished sources, including those firstly introduced into the scientific circulation, the author concludes that it would be wrong to reduce or completely ignore the role of the old believers in the Pugachev’s rebellion. The sources indicate that local and central authorities were well aware of wide dissemination of the old belief among cossacks and clergy. and close contacts of the yaik troop with the old believers’ Irgiz monasteries were also known. The awareness of authorities is reflected in the well-known investigation performed among local old believers of the Saratov province by gavriil romanovich Derzhavin . after the rebellion was crushed no special trial among the old believers took place. and to calm the population the Edict of January 10, 1775 announced that the old believers were not any more suspected of being involved in the uprising. The government aspired to finish the investigation as soon as possible and return the troop to a battle-ready state.